ВЕРДИКТ

по мотивам рассказа Фридриха Дюрренмата “Авария” (Friedrich Duerrenmatt, “Die Panne”)

Сабирджан БАДРЕТДИН

Рамиль Тангалычев чертыхался на чём свет стоит. Он матерился так, будто всю жизнь провёл среди алкашей и бомжей. Случайные прохожие бросали пугливо-любопытные взгляды на этого, по-видимому, подвыпившего парня и ускоряли свои шаги.

Нет, Рамиль не был пьян. Но то, что произошло с ним несколько минут назад было настолько нелепым и абсурдным, что свои чувства по поводу случившегося он мог выразить только матом. В его ушах всё ещё отдавался перестук колёс железнодорожного состава, быстро удаляющегося в сторону горизонта. Произошло вот что – поезд “Набережные Челны – Казань”, с которого он сошёл буквально на минутку, чтобы купить сигареты во время короткой остановки, тронулся, не дожидаясь его возвращения. Когда Рамиль подбежал к перрону, поезд, набирая скорость, уже быстро удалялся от станции. Зря Рамиль размахивал руками и кричал в след удаляющемуся составу – было уже поздно.

Прошло ещё несколько минут, прежде, чем Рамиль немного успокоился. Солнце уже клонилось к закату. На перроне маленькой станции под странным названием Трукнам почти никого не осталось. Рамиль присел на корточки, обхватив голову руками. Настроение у него было подавленным. Ещё бы! В поезде осталась его сумка, в которой были кассеты, дискеты от компьютера, большая часть денег и даже ключи от квартиры. Хорошо хоть, паспорт и немного денег Рамиль всегда носил с собой.

Немного придя в себя, Рамиль встал, подошёл к стенду с расписанием поездов, чтобы узнать, когда будет следующий поезд на Казань. В этот момент он заметил пожилого мужчину, стоявшего неподалёку и с интересом наблюдавшего за ним. Незнакомец, слегка хромая и опираясь на трость, подошёл к Рамилю.

— Следующий поезд остановится здесь только завтра утром, — сказал незнакомец. Мужчина был одет в коричневый пиджак и слегка помятые мешковатые брюки. На лацкане пиджака красовался значок “Заслуженный юрист Республики Татарстан.” Его седые волосы были тщательно зачёсаны назад.

“Завтра утром? Час от часу не легче,” — подумал Рамиль. Он поблагодарил седовласого незнакомца и спросил его, где находится ближайшая гостиница.

— Гостиница? — рассмеялся пожилой человек, — да в нашем посёлке отродясь не было гостиниц!

— Что же мне теперь делать, придется на вокзальной скамейке ночевать? — раздосадовался Рамиль.

Незнакомец сочувственно покачал головой и, подумав немного, ответил:

— Если хотите, можете переночевать у нас. Я живу недалеко отсюда. Сегодня у нас с женой будут гости – два моих старых знакомых. Буду рад, если вы составите нам компанию во время ужина.

У Рамиля не было другого выбора. Он охотно согласился. Может быть, даже чуть поспешно.

Дом, где жила семья бывшего адвоката Абдуллы Ахмедзяновича (так звали незнакомца) ничем не отличался от соседних домов, построенных по типовому проекту. Добротный двухэтажный дом с сараем и небольшим участком прилегающей земли. Дверь открыла жена Абдуллы Ахмедзяновича, полная, на вид простоватая женщина лет пятидесяти.

— Кунаклар инде куптэннэн бирле сезне котэлэр, - сказала она с улыбкой, вытирая руки о фартук. Когда мужчины вошли в комнату, Рамиль увидел ещё троих человек – двое пожилых мужчин и молодой человек сидели за столом, готовясь к трапезе. Пожилые мужчины оказались бывшими коллегами Абдуллы Ахмедзяновича. Также, как и он, они уже давно вышли на пенсию.

— Зиннур Валеев, — представил одного из них хозяин, — бывший прокурор Вахитовского района города Казани.

Это был полнощёкий круглолицый толстячок с обманчиво-добродушной улыбкой, застывшей на его лоснящемся лице. Бывший прокурор встал, слегка поклонился, и снова опустился на стул.

— А это мой бывший однокашник, Салимгарей-ага Садыков. Он ранее работал народным судьёй Сабинского района нашей республики, — сказал Абдулла Ахмедзянович указывая на сухощавого старичка с морщинистым лицом, — ну и наконец, мой сын Ильдар.

Ильдар, верзила с короткой стрижкой, неподвижно сидел за столом. Его пустые, немигающие глаза смотрели куда-то вдаль. Казалось, что он не обращал внимания на присутствующих.

— Ильдара контузило во время службы в Чечне, — шёпотом пояснил Абдулла Ахмедзянович, — а вас как зовут, молодой человек? — обратился он к Рамилю. — Роман Галич, — ответил Рамиль, — хотя по паспорту я Рамиль Тангалычев. Я немножко сократил своё имя, чтобы было удобнее для всех.

В комнате на несколько секунд установилась напряженная тишина. Паузу нарушил Абдулла Ахмедзянович, предложивший всем приступить к ужину. Его жена Хадича оказалась чудесной хозяйкой. Она быстро выставила на стол лапшу, перемячи, губадию, эчпочмак и другие яства. На столе не было алкоголя, но были всевозможные соки, катык и чай.

Во время ужина бывший прокурор Зиннур Валеев, сидевший справа от Рамиля, неожиданно повернулся к нему и спросил:

— Молодой человек, а вы будете участвовать в нашей игре?

— В вашей игре? Что вы имеете в виду? — недоумённо спросил Рамиль.

Тут в разговор вмешался хозяин дома.

— Зиннур-ага, молодой человек ничего не знает о нашей игре!

Повернувшись к Рамилю, Абдулла Ахмедзянович продолжал:

— Позвольте мне объяснить. Дело в том, что несмотря на то, что я и мои друзья уже давно на пенсии, мы сохранили любовь к юриспруденции. Поэтому, когда мы собираемся вместе, мы иногда проводим как бы небольшой судебный процесс — ради шутки, конечно, — и в конце процесса выносим приговор. Если хотите, Роман, можете принять участие в нашем, так сказать, судебном процессе.

Рамиль оживился:

— Вы меня заинтриговали. Я бы с удовольствием поучаствовал в вашей игре, но к сожалению, я ничего не знаю о законах. Я работаю программистом и юриспруденцией никогда в жизни не занимался.

— Ну что вы! — замахал руками Абдулла Ахмедзянович, — нам нужен лишь подсудимый. Я буду адвокатом, Зиннур-ага – прокурором и следователем, а Салимгарей-ага будет судьёй, как это и было до того, как мы все вышли на пенсию. Уважьте стариков, дайте нам возможность тряхнуть стариной!

Рамиль задумался на минуту и почесал затылок.

— Согласен, — ответил он, — хотя, положа руку на сердце, могу сказать, что законов я никогда не нарушал.

— Ну это мы ещё проверим, — ехидно подмигнул ему Зиннур-ага.

В этот момент Хадича апа принесла чак-чак и ещё кое-какие сладости на десерт. Все дружно принялись расхваливать хозяйку и разговор плавно перешёл на другие темы. После ужина Зиннур Валеев, отозвав Рамиля в сторону, начал расспрашивать его о жизни, работе, интересах, и так далее. Рамиль охотно отвечал на все вопросы, иногда даже ради шутки называя Зиннура-ага “гражданином следователем”. Зиннур Валеев вёл “допрос” очень серьёзно. Все ответы Рамиля он аккуратно записывал в свой блокнот. С каждым ответом Рамиля лицо Зиннура-аги становилось всё более грустным. Наконец он перестал записывать и с досадой покачал головой:

— И в самом деле, в ваших действиях никогда не было состава преступления.

Разочарованно махнув рукой, Зиннур-ага ушёл в другую комнату, чтобы посоветоваться с Абдуллой Ахмедзяновичем и Салимгареем-ага. Через несколько минут Зиннур-ага вернулся к Рамилю радостный и воодушевлённый.

— Мы посоветовались и решили провести судебный процесс не на основе уголовного кодекса Татарстана, а на основе нашего собственного кодекса, который мы составили пару лет назад. Этот свод законов основан не на уголовно-процессуальном праве, а на моральных принципах, имеющих отношение к принадлежности к нашему народу. По этому кодексу, вы уж мне поверьте, вас можно будет упечь в тюрьму на многие годы. Вот взгляните. Он передал Рамилю небольшой альбом. Открыв его, Рамиль пробежался глазами по первой странице.

СВОД ЗАКОНОВ, ОПРЕДЕЛЯЮЩИХ МЕРЫ НАКАЗАНИЯ ЗА ДЕЯНИЯ, НАНОСЯЩИЕ ВРЕД ТАТАРСКОМУ НАРОДУ

Параграф первый. Злостный манкуртизм.

Статья первая.

1. Упорное нежелание изучать татарский язык карается лишением свободы на срок от 5 до 7 лет.

2. Нежелание совершенствовать знание родного языка карается штрафом в размере годовой заработной платы или лишением свободы до одного года.

3. Сознательный и преднамеренный отказ от употребления татарского языка в быту карается лишением свободы от 3 до 5 лет с конфискацией домашнего имущества.

4. Сознательный и преднамеренный отказ от употребления татарского языка в общественных местах карается лишением свободы на срок от 5 до 7 лет.

5. Изменение своего татарского имени, фамилии или отчества, с целью сокрытия своей национальной принадлежности, карается лишением свободы на срок от 2 до 5 лет. В случаях, когда такое изменение юридически закреплено в удостоверении личности или паспорте, срок увеличивается до 7 лет.

6. Сознательный отказ от борьбы со своим собственным комплексом национальной неполноценности карается лишением свободы на срок от 2 до 5 лет.

7. Активное поощрение комплекса национальной неполноценности в других представителях татарской нации карается лишением свободы на срок от 7 до 9 лет.

8. Преднамеренный сговор или координация усилий с врагами татарского народа с целью причинения ущерба татарской нации карается смертной казнью. При смягчающих обстоятельствах (принуждение к сговору, осознание своей вины, возмещение причинённого ущерба и т.п.) смертная казнь заменяется пожизненным заключением.

— Ну и ну! — рассмеялся Рамиль, — чудаки же вы, однако! Кто же из вас эту ..., то есть, этот опус придумал? Хотя в общем-то довольно забавно. Давайте сыграем, почему нет?

Судебный процесс начался около 9 часов вечера. Все снова уселись за столом. Рамиль сидел за столом напротив судьи. Слева от Рамиля сидел адвокат, справа – прокурор.

Лишь Хадича-апа и Ильдар сидели чуть поодаль на табуретках возле двери и без особого любопытства наблюдали за происходящим. Салимгарей-ага демонстративно вышел на кухню, якобы для того, чтобы наполнить свой стакан водой. Когда он вернулся, Абдулла Ахмедзянович чинно встал и, опираясь на свою трость, громогласно объявил: “Встать! Суд идёт!” Все поднялись со своих мест. Рамиль весело последовал примеру остальных. Салимгарей-ага уселся в своё кресло, деловито протёр очки и попросил “официального обвинителя” приступить к предъявлению обвинения. Зиннур-ага поднялся, и обращаясь сразу ко всем, начал говорить своим слегка скрипучим голосом:

— Уважаемый судья, уважаемая присяжная заседательница Хадича-апа. Сегодня мы рассматриваем дело Тангалычева Рамиля Абдрахмановича, 1975 года рождения, также известного под именем Роман Галич. Подсудимый присутствует на процессе и выразил готовность ответить на все вопросы как обвинительной стороны, так и защиты.

Обратив свой суровый прокурорский взор на Рамиля, Зиннур-ага продолжал:

— Обвиняемый, признаёте ли вы себя виновным в нарушении некоторых положений Свода Законов, предусмотренных в статье первой параграфа номер один вышеупомянутого кодекса? В частности, пунктов номер 3, 4, 5 и 6?

Едва сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, Рамиль твёрдо ответил:

— Я отрицаю свою вину. Полностью. В чём, кстати, она заключается?

— Напоминаю вам, гражданин Галич, что во время допроса вы дали показания, что за всё время со дня окончания средней школы вы ни разу не поинтересовались ничем татарским. Вы выбросили в мусорный ящик пластинки с записями татарских народных песен, которые принадлежали вашим родителям. Вы ни разу не поинтересовались содержанием татарских газет и журналов, которые выписывают ваши родители. Вы ни разу не проявили интереса к судьбе татарского народа. Наконец, вы изменили своё татарское имя Рамиль Тангалычев на русское имя Роман Галич. Я уже не говорю о том, что вы....

— Гражданин судья! Я возражаю против такой формулировки, — перебил его Абдулла-ага, резко поднявшись со своего места и гневно поглядывая на “официального обвинителя”, — мой подопечный уже объяснял, что он сократил своё имя лишь в целях удобства. У него и в мыслях не было желания закамуфлировать своё национальное происхождение! Прошу вычеркнуть это необоснованное обвинение из протокола.

Судья Салимгарей-ага напомнил адвокату Рамиля, что ввиду особых обстоятельств протокол данного судебного заседания не ведётся.

После небольшой паузы Зиннур-ага продолжил свою обвинительную речь. Он заострил внимание присутствующих на том факте, что обвиняемый никогда не пытался бороться со своим комплексом национальной неполноценности. Зиннур-ага рассказал, ссылаясь на свой разговор с обвиняемым, что Роман Галич не разу не пытался заняться изучением родного языка, равно как и изучением татарской культуры, истории или литературы, что Галич охотно слушал и пересказывал обидные анекдоты о татарах, что он не слушал и не смотрел радио- и телепередачи на родном языке и так далее.

Рамиль с пренебрежительной улыбкой на лице слушал прокурора, удивляясь тому, как серьёзно, совершенно без юмора, относятся к этой забавной игре собравшиеся в доме пенсионеры. “Эти маразматики уже совсем из ума выжили,” — подумал он, — “вот будет потеха, когда я расскажу об этих склеротиках своим друзьям!”

После ещё одной паузы слово было предоставлено адвокату Рамиля, Абдулле Ахмедзяновичу. Прокашлявшись, Абдулла-ага начал свою речь. Он рассказал присутствующим, что обстоятельства жизни Рамиля таковы, что у него не было возможности изучить татарский язык или получить образование на татарском языке. А без знания родного языка нет смысла слушать и смотреть передачи на татарском языке. По словам адвоката, родители Рамиля не внушили ему чувство гордости за свой народ и свою культуру. Неудивительно, что результатом этого стала очень низкая самооценка и чувство национальной неполноценности. Однако, подчеркнул он, Рамиль не осознаёт того, что он страдает от комплекса национальной неполноценности, а потому и обвинять его в нежелании бороться с этим недостатком, который существует лишь на уровне подсознания, было бы несправедливым. Что касается анекдотов, то многие из них совершенно безобидны и многие татары, гордящиеся своим татарским происхождением, охотно рассказывают их между собой. На этом Абдулла Ахмедзянович закончил свою речь. Затем снова выступил Зиннур-ага, после чего Абдулла-ага выступил с ответной речью. После этого обе стороны выступили с заключительными словами.

Было уже близко к двенадцати ночи, когда судья объявил очередной пререрыв.

— Хадича апа, — сказал он хозяйке, — вы, как единственный присяжный заседатель, должны решить, виновен ли обвиняемый в упомянутых преступлениях. Подумайте хорошенько, взвесьте все “за” и “против” и объявите нам после перерыва о своём объективном решении.

Все разошлись по комнатам. Рамиль, позевывая от желания спать, остался сидеть на своём стуле. Он посмотрел на Ильдара. Тот сидел на табуретке возле двери. Выражение его лица было таким же пустым и бездумным, каким оно было, когда Рамиль увидел его в первый раз.

— Ильдар, а почему вы не участвуете в игре? — спросил он его. Ответа не последовало. Ильдар даже не посмотрел на него. “Всё понятно, Ильдар – глухонемой”, — заключил Рамиль, — “ну что ж, на войне всякое случается.”

Судебный процесс возобновился спустя 10 минут. Участники процесса собрались вокруг стола, чтобы услышать решение Хадичи-апа.

— Уважаемая присяжная заседательница, — обратился судья к Хадиче-апе, — каково ваше решение?

— Гаепле бит инде, — простодушно выпалила Хадича-апа, — бинувный, дип эйтмэкче булам. Бу егетнен татарлыгы бер дэ калмаган. Минем карарым энэ шул.

Абдулла Ахмедзянович был в шоке. Он тяжело плюхнулся на стул и обхватив седую голову руками, начал сокрушённо бормотать что-то себе под нос. Зиннур-ага победоносно улыбался, гордо осматривая собравшихся. Рамиль нагло ухмыльнулся, и начал торопливо доедать чак-чак, оставшийся на столе. Ему уже порядком надоел весь этот спектакль и хотелось скорее лечь спать. В доме установилась гробовая тишина. Всех попросили встать для оглашения окончательного приговора. Судья тоже встал, пошуршал своими бумажками, прокашлялся.

— Обвиняемый Тангалычев Рамиль Абдрахманович настоящим судом на основании статьи первой, пункты 3, 4, 5 и 6 Свода законов о вреде татарскому народу и с учётом смягчающих обстоятельств приговаривается к двум годам лишения свободы. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. “Ну, наконец-то, игра закончена”, - подумал Рамиль. Он уже довольно сильно устал и ждал, что теперь Абдулла Ахмедзянович покажет ему комнату, в которой можно будет выспаться. Вместо этого произошло нечто совершенно неожиданное.

Салимгарей-ага сделал какой-то непонятный жест Ильдару. Тот быстро поднялся с табуретки, проворно подскочил к Рамилю и начал заламывать его руки за спину. Рамиль от неожиданности чуть не поперхнулся чак-чаком.

— Стоп! Стоп! Стоп! — закричал он, — это что за дела? Мы так не договаривались!

Ильдар, не обращая никакого внимания на его протесты, продолжал скручивать ему руки за спиной, при этом туго обвязывая их верёвкой. Рамиль попытался было вырваться, но верзила так сильно сжал его, что сопротивляться было бесполезно. Стоявшие вокруг пенсионеры с суровыми лицами наблюдали за происходящим. Рамиль не мог понять, что происходит.

— Отпусти меня, дебил недорезанный! — заорал он во всё горло, — отпусти, говорю, блин, а то мало не покажется! Ах вы, сволочи, посмеяться надо мной решили? А ну развяжите руки! В милицию, что ли захотели?

Однако худощавый, привыкший каждый день сгорбившись сидеть за компьютером Рамиль был не чета мускулистому деревенскому парню. Грубо подтолкнув Рамиля, глухонемой потащил его в тёмный коридор, ведущий в глубь дома. Рамиль, упираясь ногами и раскачивая головой что есть силы, пытался сопротивляться. Тщетно. Через минуту верзила открыл дверь, ведущую в подвал и потащил упирающегося Рамиля вниз по скрипучей деревянной лестнице. Воздух в подвале был спёртым и пахло чем-то ужасно неприятным. У Рамиля громко стучало сердце, отдаваясь острой болью в висках, лицо его вспотело и длинные, тёмно-русые волосы были растрёпаны. Он не мог понять, что происходит. В подвале стояла кромешная тьма.

Глухонемой, твёрдо держа одной рукой связанного по рукам Рамиля, включил свет. То, что увидел Рамиль в тусклом свете лампочки, было настолько шокирующим, настолько ужасным, настолько ошеломляющим, что на секунду Рамиль лишился дара речи. В полусвете он мог отчётливо различить тёмные силуэты человеческих фигур. Они были подвешены к потолку на верёвке. Безжизненные человеческие тела напоминали туши животных в скотобойне. Рамилю стало дурно. На секунду ему показалось, что его сердце остановилось. В горле у Рамиля пересохло. Ему захотелось громко закричать, но его голосовые связки отказали, и вместо крика он услышал свой собственный шёпот: “Отпустите меня...прошу вас...отпустите...” Глухонемой толкнул его внутрь подвала и Рамиль упал на пол. Выключив свет, верзила закрыл дверь и запер её на засов. Рамиль широко раскрыл глаза, но всё равно ничего не мог увидеть в кромешной тьме. Он всё ещё не мог прийти в себя. Было тихо. Через несколько секунд Рамиль вздрогнул, услышав мужской голос: “Эй, парень, ты кто?” Спокойный, дружелюбный голос помог Рамилю немного прийти в себя.

— Меня зовут Роман. А вы кто? Что всё это значит? Что происходит? Я здесь совершенно случайно.

— Все мы здесь случайно, — ответил таинственный незнакомец, — все наказаны за манкуртизм.

Рамиль попытался подняться с пола, но неожиданно наткнулся на одно из подвешенных тел. Он снова содрогнулся от ужаса.

— А кто тут висит?

— Этих на днях приговорили к смертной казни. Покойники уже разлагаться начали.

Да, незнакомец мог этого и не говорить, так как вонь в подвале стояла невыносимая. Рамиль закрыл нос рукавом, лихорадочно соображая, что можно было предпринять в этих обстоятельствах.

— Из живых я здесь лишь один, — продолжал невидимый незнакомец, — но умирать здесь я не собираюсь. Меня тут уже две недели держат. Когда тебя привели и включили свет, я чуть не ослеп с непривычки. Кстати, меня зовут Николаем.

— Низамутдином, наверное? — усмехнулся Рамиль, — ну, будем знакомы.

— Родители Назифом звали. Неделю назад в кармане одного из повешенных я нашёл раскладной нож и с тех пор каждый день копаю подкоп. Рано или поздно он куда-либо выведет. Поможешь копать?

— О чём разговор? Конечно!

На ощупь подвал был очень примитивным, типа землянки. Хотя стены его были деревянными, в одном месте деревянное покрытие почти полностью сгнило от сырости. Вот в том самом месте Николай и копал свой туннель. Туннель уже был довольно длинным - метров 5 или 6. Сырую землю он разбрасывал по всему подвалу и утаптывал. Теперь, с помощью товарища по несчастью, дело пошло гораздо быстрее. Рамиль и Николай копали по очереди до изнеможения. Когда один копал, другой перетаскивал землю в подвал.

— Теперь пора копать вверх, — сказал Николай после очередного перерыва на отдых.

Было совершенно невозможно определить, сколько времени прошло с тех пор, как Рамиль оказался в темнице. День? Два? Три? Хотя с тех пор, как Рамиль оказался в подвале, их ни разу не кормили, Рамиль не чувствовал голода.

Вдруг после очередного перерыва на сон, Николай толчками разбудил Рамиля. Рамиль открыл глаза и чуть не ослеп от света, хлынувшего сверху.

— Вставай! — громко прошептал ему Николай, мы докопались до поверхности! Нам надо бежать!

Прошло ещё некоторое время, прежде, чем их глаза привыкли к свету. Расширив отверстие в конце туннеля, Николай выкарабкался наружу. Рамиль последовал за ним. Они увидели, что находятся недалеко от сарая в нескольких метрах от дома Абдуллы Ахмедзяновича. Судя по тому, что солнце только начинало выглядывать из-за горизонта, было раннее утро. Обитатели дома, по-видимому, всё ещё спали. Беглецам повезло, что у хозяев не было собак. Рамиль и Николай принялись бежать во весь дух прочь от проклятого дома. Добежав до станции, они купили билеты на поезд “Набережные Челны – Казань”, который, к счастью, должен был прибыть на станцию буквально через пару минут. Только сейчас Рамиль смог как следует рассмотреть незнакомца. Рано поседевший мужчина лет сорока, в разорванном в клочья костюме, измазанном грязью и глиной. Типично татарское лицо, среднего роста. Поговорить с ним более основательно Рамилю так и не удалось. Раздался оглушительный гудок. Поезд, громко скрипя колёсами, остановился у перрона. Рамиль заскочил на подножку, и показав билет контролёру, спросил его, есть ли в поезде работники милиции. Таковых в поезде не оказалось. Пришлось ехать в Казань, прежде, чем он мог доложить обо всём в милицию. А Николай совершенно странным образом исчез. То ли он остался на перроне, то ли заперся в каком-либо купе. Но с тех пор он как в воду канул.

Сойдя с поезда, Рамиль первым делом забежал в линейный отдел милиции станции Казань. Его делом занялся немолодой лейтенант, представившийся Петровым. Выслушав Рамиля, лейтенант пошел куда-то посоветоваться.

— Станция Трукнам, говорите? — переспросил Рамиля лейтенант, вернувшись в кабинет после недолгого отсутствия, — да такой станции в Татарстане никогда не было! Перестаньте сочинять небылицы и проваливайте отсюда, пока не поздно.

Рамиль, ошеломлённый таким оборотом дела, уныло вышел из отделения милиции и побрёл прочь. В это время лейтенант, наблюдавший за Рамилем из окна своего кабинета, сказал своему коллеге:

— Бригадир челнинского поезда сообщил, что сегодня этот парень пытался выскочить на какой-то станции, но поскользнулся и упал на перроне, ударившись головой о подножку. Потерял сознание, потом вроде очнулся, после чего пассажиры втащили его в вагон. С тех пор он спал у себя в купе до самого приезда в Казань. Ничего, скоро очухается! Надо же придумать – какой-то свод законов о манкуртизме, трупы, висящие в подвале. Ну дает!