ТАТАРКА

Владимир ЛУЗГИН

У моего друга произошло несчастье – умерла мать. Старушка на смертном одре поведала сыну тайну его рождения. Выяснилось, что человек, которого он считал и почитал своим родным отцом, на самом деле его родителем не был. И даже не отчим, а непонятно что.

Мать моего друга, в молодом возрасте, случайно забеременев от одного ухажера, ничтоже сумняшеся быстренько вышла замуж за другого, а о своем интересном положении жениху ничего не сказала. Чтобы не смущать человеку душу. Так всю жизнь она с мужем и сыном и прожила, храня свою тайну, и никто не знал, кто есть кто. Кроме той, конечно, что хранила эту тайну. Супруг её умер в неведении, а вот сыну умирающая женщина решила рассказать правду.

Мой друг от такой правды совсем ошалел – впал в тоску, места себе не находит. Все время думает – кто же он такой и почему с ним такое произошло? Записался на лечение к психотерапевту, пытается восстановить душевное равновесие. Мне его от всей души жалко. Пытаюсь его утешить, говорю, что, мол, неважно, от кого он народился, главное, что отец его любил и дал ему хорошее воспитание и научил правильным понятиям о жизни. Но мне легко говорить – у меня неясностей по этому вопросу нет, я по виду и поведению – вылитый отец. А каково моему другу!

А потом и я стал задумываться: все ли у меня так уж однозначно и просто. И вспомнилась мне давнишняя полузабытая история из моей собственной жизни, в которой тоже была замешана женщина. Татарка. Случилось это много-много лет назад, когда я был молодой и ретивый, и жил в славном городе Ленинграде. Чем занята голова молодого любвеобильного повесы, у которого есть деньги и куча свободного времени? Догадаться нетрудно.

Однажды меня пригласила на концерт молодая кареокая брюнетка, около которой я довольно продолжительное время извивался, как уж на сковородке: обещал ей семь бочек арестантов, и стихи читал, и страстные песни пел под гитару и водил в ЦДИ (Центральный Дом Искусств), куда пускали только по удостоверениям Союза писателей и Союза художников. Все без толку – граница была закрыта на железный неоткрываемый засов.

И вот эта «неприступная крепость» мне позвонила и пригласила на концерт Аллы Иошпе и Стахана Рахимова в Театр Эстрады, что на улице Желябова. И сама купила билеты. Я понял, что в непробиваемом сердце красавицы появилась трещинка и у меня есть возможность реализовать свои намерения. Мечты, мечты... У девушки же, как я выяснил позже, были свои намерения. Кто такие Иошпе и Рахимов, я понятия не имел. За редким исключением, я советских эстрадных певунов на дух не переносил, а уж эстрадников-нацменов тем более. Но уж очень девушка была хороша и я решил, что ничего со мной не случится, если посижу полтора часа и послушаю татарские песни. Не умру.

О том что в Ленинграде живут татары, я знал. Но я также знал, что в Питере кого только нет – и евреи, и армяне, и украинцы. Пару раз я ходил со своими татарскими друзьями в мечеть на Петроградской стороне. Не потому, что собирался переходить в Ислам, а просто из интереса. Я всегда отличался любознательностью к религиям. И ещё была у меня пара странных столкновений с ленинградскими татарами – ко мне обращались на татарском языке совершенно незнакомые мне люди, явно принимая меня за своего. Но я этому не придал никакого значения – в Питере было немало людей со странностями. Я вообще в те времена обращал внимание в основном только на хорошеньких и задорных студенток.

... Я отсидел положенные полтора часа на концерте. В антракте попытался уговорить свою спутницу пойти прогуляться по Невскому с последующим посещением ресторана «Астория», но, когда я увидел в глазах своей пассии искры гнева, я понял, что тему разговора нужно как можно быстрее сменить. Я тут же начал рассказывать о своих планах в ближайшее время купить четырехтомное собрание сочинений Мусы Джалиля. Глаза девушки потеплели. Но во втором отделении самообладание стало меня покидать и я нечаянно задремал. Это и стало моей фатальной ошибкой, которая привела меня в тупик.

После концерта непокорная татарка сразу же захотела поехать домой. Одна. Без моего сопровождения. Я совершенно от такого заявления одурел – уж такого поворота событий я никак не ожидал. У меня были совершенно другие планы на вечер, а, может быть, и целую ночь. С большим трудом, прибегая к своим самым изощренным уловкам, я все-таки умудрился уговорить взбалмошную барышню зайти в кафе-мороженое на Невском. «Здесь самое лучшее в Питере мороженое, из ресторана Метрополь, лучше не бывает. Всего на несколько минут» – деловым тоном комсомольца-активиста обратился я к своей спутнице. Она согласилась и через минуту мы сидели за уютным столиком. Я заказал двойное крем-брюле с шоколадным сиропом и по лафиту с шампанским. И вот здесь-то и случился наш прощальный разговор. Девушка вдруг ни с того, ни с сего стала мне что-что говорить по-татарски и в глазах её не было ко мне никакого снисхождения. «Все – подумал я, – надо уходить, у дамы явная шизофрения. Как это я, умник, раньше не догадался. А жалко – такая красавица».

«Ну что, совсем русским заделался, на родном языке уже и говорить не хочешь?» – перейдя снова на русский, прошипела разгневанная татарка. «Я, голубушка моя, шпрехаю только по-русски и немножко, для бизнеса, по-английски. И вообще я русопятый до мозга костей человек. По-татарски ни гу-гу. Честное пионерское. Век свободы не видать. Уроженец села Буртас Пензенской области. Средняя полоса России.» «Всё понятно – с издевкой сказала фурия, но только эта полоса вовсе не русская, а деревня твоя Буртас – такое же русское место, как я солистка мюзик-холла. И ты такой же русский, как я эстонка. Ты бы лучше на свою физиономию в зеркало посмотрел и почитал бы книжки об этнографии Поволжья, может быть, что-то и понял».

Больше я с этой зловредной девицей никогда не встречался. Книг об этнографии Поволжья я так и не смог прочитать, все как-то было некогда. Но в последнее время, глядя в зеркало на свое лицо, и наблюдая за страданиями своего друга, я все чаще и чаще начинаю задумываться, так ли всё чисто и однозначно в моем национальном происхождении? Может, девушка была права? Может быть, я на самом деле татарин, забывший своих прародителей и свой язык? Много всяких вопросов кружится в голове. Раньше я жил, не тужил, ни о чем таком не думал. А теперь вот всякие сомнения...